|
статьи 
Дикое Путешествие Джонни Деппа
Звезда фильма "Страх и ненависть в Лас-Вегасе", почувствовав себя Хантером С. Томпсоном,
не может дождаться, чтобы рассказать об этом.
"Rolling Stone"
Крис Хит
11 июня 1998 г.
Джонни Депп вздыхает. Дьявол. Может быть, ничто из этого
не может быть объяснено. Он ставит на пол бильярдный кий и тянется
к бокалу. Четыре недели прошло с тех пор, как он закончил играть
альтер эго Доктора Хантера Томпсона, Рауля Дюка, в фильме "Страх
и ненависть в Лас-Вегасе", но многие манеры Томпсона и черты его
поведения все еще остались с Деппом и, судя по всему, они не собираются
уходить. Возможно, внутри у него все еще хуже. Когда все доводы
окажутся несостоятельными, обратитесь к географии. "Я думаю, все
дело в том, что моя родина - Кентукки," - говорит он. "Мрачная кровавая
земля Кентукки." Хантер Томпсон родился в Луисвилле, Кентукки, 18-го
июля 1939 года. Джонни Депп родился спустя примерно 24 года в Оуэнсборо,
Кентукки, 9-го июля 1963 года. Оба они впоследствии покинули свой
родной штат и путешествовали, наслаждаясь грандиозными приключениями,
многие из которых хорошо документированы. Они не встречались до
Рождества 1995 года. Депп приехал в Аспен, Колорадо, в компании
Кейт Мосс и ее матери. Один друг посоветовал им пойти на местную
тусовку Томпсона, в таверну "Лесной ручей". "Заходит Хантер, со
стрекалами в руках," - вспоминает Депп. "Опасное напряжение, исходящее
от него, то нарастает, то затихает. Столб электричества. Можно было
увидеть, как оно потрескивает," - смеется Депп. "Его совсем нельзя
назвать сплошным разочарованием." Томпсон мало что знал о Деппе.
Он видел только один из его фильмов - "Плаксу". "Конечно, я никогда
не досматривал до конца," - говорит Томпсон, извиняясь. "Из-за кислоты.
Это все равно, что смотреть Оклахому в течение трех лет." Писатель
и актер улавливают в этом сходство. "Я помню, как смеялся без остановки,"
- говорит Депп. "Он мгновенно обращает внимание на ошибки и положительные
моменты. Я был с Кейт, и он стал критиковать меня, черт, как будто
я бью ее. Кажется, я сказал ему: "Да, я ее сильно бью." Позже вечером
компания перешла в дом, который на обороте последней книги Томпсона
назван "укреплениями за изгородью". Благополучно пробравшись внутрь,
Депп замер в восхищении перед прекрасным никелированным дробовиком
на стене. "Я вырос среди ружей," - говорит он. "Мой папа был настоящим
фанатиком оружия; я стрелял из пистолета, когда мне было восемь
лет." К тому времени на часах было два ночи. "Хантер сказал: пойдем
со мной," - говорит Депп. "Роковые слова." Проведя Деппа в кухню,
Томпсон предложил использовать пушку. "Он протягивает мне канистру
с пропаном - у меня в зубах сигарета - и такую штуку размером со
спичечную коробку и говорит: "Привяжи ее к канистре." Я спросил:
"Что это такое?", и он ответил: "О, это нитроглицерин." Сигарета
мигом полетела в раковину." Они отнесли готовую бомбу на задний
двор. "Он знал, что собирается делать," - говорит Депп. "И, черт,
я доверял ему. Так или иначе, я знал, что он не собирался меня убивать.
Он выжил за все эти годы." Депп попал в мишень с первого раза. "Я
выстрелил в эту чертовщину," - говорит он. "Семидесятипятифутовый
взрвыв, чудовищный, огромный столп огня." Несмотря на то, что Депп
развлекался, подобное неистовое поведение в поздний час вызвало
некоторое раздражение у остальных присутствующих на вечеринке. Например,
у матери Мосс. "Она просто подумала, что Хантер был сумасшедшим
и ужасно опасным, и что нам следовало исчезнуть как можно скорее,"
- говорит Депп. "Хантер как джентльмен с Юга постарался ее успокоить.
К тому времени, когда мы ушли, никто не был сожжен и не потерял
своих конечностей из-за взрыва, с ней все было в порядке." Я (Томпсону):
Что вы подумали о нем после первой встречи? Томпсон: Мне было жаль
его. Депп: Что объяснимо. Томпсон: Ну, это был домашний мальчик
из Кентуки, которого отвергли его же собственные люди. Депп (смеясь):
Он спросил: "Ты говоришь, что тебя нет в Зале Славы Кентукки?" Я
ответил: "Черт возьми, нет. И я уверен, что они предпочтут мне Флоренс
Хендерсон." Томпсон: Я очень верю в происхождение. В 1971 году,
во время работы над репортажем для "Роллинг Стоун" об убийстве журналиста
из восточной части Лос-Анджелеса и радиопродюсера по имени Рубен
Салазар, Хантер С. Томпсон подружился с адвокатом из Чикаго, Оскаром
Зета Акостой. Поскольку от Акосты невозможно было отделаться, Томпсон
предложил адвокату присоединиться к нему в автомобильной поездке
на уикэнд в Лас-Вегас, где он должен был освещать гонку на мотоциклах.
Они могли бы сбежать из Лос-Анджелеса, поговорить по дороге, немного
расслабиться. Впоследствии скрываясь от преследования и страдая
от навязчивой мысли о том, что его жизнь находится в опасности из-за
Салазара, Томпсон начал записывать их проделки ради развлечения.
Его текущее затруднение и наркотически сумасшедшие обстоятельства
поездки одновременно и задали тон его произведения, и были в нем
описаны. "Давление. Вот что это было," - говорит Томпсон. "Крайне
сильное давление. Это как огонь, который рождает алмазы." Позже
он и Акоста (который значился в записках Томпсона под именем Доктора
Гонзо) вернулись в Вегас на окружной съезд прокуроров по проблеме
наркотиков. На бумаге Томпсон в конечном итоге соединил две поездки
в одну. Первая часть книги "Страх и ненависть в Лас-Вегасе. Дикое
путешествие в сердце американской мечты" была напечатана 11 ноября
1971 года в "Роллинг Стоун". Имя автора - а также рассказчика в
самой истории - было Рауль Дюк. Томпсон только что согласился освещать
президентские выборы 1972 года. "Я был озабочен поездкой в Вашингтон,
сменой своего имиджа," - говорит он. "И я подумал, что, возможно,
знакомиться вторично с Секретной службой таким образом было нехорошо."
(Тем не менее, маскировка была в достаточной степени неосновательной.
В колонке редактора Дженна Уэннера Рауль Дюк был представлен читателям
как бывший "консультант по оружию нашего спортивного редактора,
Хантера С. Томпсона." А когда на следующий год материал был собран
в книгу, Томпсон решил, что хочет присвоить себе любую славу, написав:
"К черту Секретную службу." В 1971-м Джонни Депп особенно не беспокоился
о странных приключениях и жестоких разочарованиях, которые подстерегают
вас, когда вы садитесь в машину с откидным верхом, в которой находится
слишком много наркотиков, и начинаете тщетно искать следы американской
мечты. Ему было восемь. Его семья только что переехала во Флориду.
В эти дни Депп был одержим Ивелом Книвелом и Второй Мировой войной.
Но прочитать достаточно о нацистской Германии он не мог. Вдохновленный
героями Хогана, он прорыл туннель на заднем дворе. Он мог забраться
под землю и сидеть там. В нем было много от мальчика, живущего в
своем собственном мире. Он привык издавать странные звуки, которые
беспокоили его семью. Он мечтал стать первым белым членом "Harlem
Globetrotters". Позже, незадолго до двадцатилетия, после того, как
Депп вылетел из старших классов и стал играть в группе, он прочитал
"Страх и ненависть в Лас-Вегасе". Эту книгу ему посоветовал брат.
"Это была самая скандальная вещь, которую я когда-либо читал," -
говорит Депп. "Черт, эти парни были героями. То есть, они должны
были ими стать, проходя через все свои приключения." Томпсон всегда
хотел превратить "Страх и ненависть" в фильм. "Я написал эту книгу
в качестве эксперимента," - вспоминает он. "Пытаясь научиться писать
для кино. Но я забыл про внутренние монологи и галлюцинации." Несмотря
на это, интерес проявлялся с самого начала. Заинтригован был Джек
Николсон, Ларри МакМартри написал сценарий, были идеи у создателя
фильмов по имени Клив Эрроусмит. Когда Томпсон поинтересовался,
как Эрроусмит собирается снимать ночную кошмарную галлюцинацию,
в которой пьющие спортивные репортеры превращаются в аллигаторов,
Эрроусмит сказал ему: "Это будет просто: мы просто возьмем живых
аллигаторов, накормим их таблетками и пригвоздим их чертовы лапы
к бару. А когда они проснутся, мы убьем их." "Таково было настроение
семидесятых," - говорит Томпсон. "Все было возможно." Но семидесятые
прошли, а фильм так и не был снят. В 1980 вышел странный хаотичный
фильм о Томпсоне, "Где бродит буйвол", в котором Томпсона сыграл
Билл Мюррэй. Его провал не помог. "На какое-то время идея потеряла
благосклонность," - говорит Томпсон. "Потому что наркотики перестали
быть крутыми." В 1996 году была предпринята новая попытка. В марте
в одно нью-йоркское утро около семи часов, в период съемок Донни
Браско, телефон Деппа зазвонил. Депп вспоминает, как Томпсон сказал:
"Послушай, говорят, что собираются делать фильм о Вегасе, что ты
думаешь о том, чтобы сыграть меня?" "И я помню, как ответил: "Безусловно".
Какое-то время Депп ничего не слышал. Несколько месяцев спустя он
предложил, чтобы Томпсон выступил в "Вайпер Рум" - клубе в Лос-Анджелесе,
совладельцем которого он является. "Я помню, как он прокалывал на
сцене увеличенную фотографию куклы," - говорит Депп. Но фильм не
был упомянут. Позже в этом же году Депп получил звонок от своего
агента: Алекс Кокс должен был стать режиссером "Страха и ненависти"
и хотел видеть Деппа в качестве Рауля Дюка. Депп пожелал убедиться,
что Томпсон все еще одобрял его кандидатуру. Я сказал ему: "Даже
если я создам всего лишь приближенную копию тебя, ты, возможно,
будешь меня ненавидеть до конца своих дней. Он ответил: "Нет, нет,
нет, Мюррей все еще мой друг." (Томпсон, которому напомнили об этом
разговоре, сказал: "Актеры принимают самих себя слишком серьезно.
Говорил ли он, что я монстр? Он имел ввиду, что я увижу себя голым?
Он слишком беспокоится... Возможно, он не мог сделать точную работу...
У него слишком маленький рост.") В декабре Депп приехал в Луисвилль,
Кентукки, чтобы выступить с чтением произведения Хантера С. Томпсона
на его трибьюте. Он выбрал тот отрывок, который называет "the wave
speech" - размышления из "Страха и ненависти" о середине шестидесятых,
когда казалось, что молодежная культура и ее новое чувство истины
были триумфальны, и как это время прошло. "Это сильная часть книги"
- говорит Депп. Испуганный, он налег тогда на красное вино. Он забыл
о том, что жевал жвачку перед тем, как начал читать. Это не повлияло
на само чтение, но в плане этикета оказалось просчетом. "И Хантер
никогда не забудет мне этого," - говорит он. Именно в течение этой
поездки Томпсон выполнил обещание ликвидировать безграмотность Деппа
в отношении его родного штата. На сцене Депп был представлен соответствующим
образом: теперь он был Полковником штата Кентукки в Ассоциации Полковников
Кентукки. С тех пор Томпсон стал называть его Полковником. "Мы вернулись
чемпионами," - будет вспоминать Томпсон. "И танцевали на могилах
тех, кто не осмелился отсалютовать." Алекс Кокс и его партнер по
написанию сценария, Тод Дэвис, нанесли визит Томпсону домой 12-го
января 1997 года, в воскресенье. "Все прошло не очень хорошо," -
говорит Депп. "Я думаю, что все могло обернуться гораздо хуже. Насколько
я понимаю, Алекс пришел в "Лесной ручей" и - зная обычное поведение
Хантера - решил, как мог решить любой другой, что перед ним сумасшедший
и как будто снизошел до него. Они очень ценили свой сценарий, несмотря
на то, что Хантер написал одно из величайших творений литературы
двадцатого века, и я могу сказать, что нужно ценить его, а не сценарий."
"Нехорошо уделять слишком много внимания таким вещам," - говорит
Томпсон. Но он в деталях помнит визит Кокса. "Мы с Вейном [Эвингом,
оператором, который в течение многих лет заснимал жизнь Томпсона]
поставили надувную секс-куклу, измазанную кровью в сугроб у дороги,
чтобы он знал куда ехать. Искусственной кровью - я держу все эти
штуки. Хорошая шутка. И я приготовил колбаски по своему фирменному
рецепту, а по телевизору шел футбол. И, Господи Иисусе, это классический
пример того, как не надо вести себя режиссеру с писателями. Сначала
он отказался смотреть футбол, потому что ненавидит футбол. А потом
он пренебрег моими действительно удавшимися колбасками, которыми
я горжусь: он вегетарианец. Сюда, в мой дом приезжает этот змей,
этот аспид. И он начинает оскорблять и очернять лучшие эпизоды книги.
Чудо, что я не заколол его чертовой вилкой." Кокс вышел из игры,
а роль режиссера была предложена Терри Гиллиаму ("Бразилия", "12
обезьян"). Депп и Гиллиам очень хотели поработать друг с другом.
Перед тем, как начать писать что-либо для сценария со своим партнером
Тони Грисони, Гиллиам отправился в Лос-Анджелес, чтобы встретиться
с Деппом, Томпсоном и Бенисио Дель Торо, который должен был играть
персонаж Гонзо-Акосты." Я встретился с Хантером в "Шато Мармонт"
примерно в час дня," - говорит Гиллиам. "За ночь до этого он был
арестован полицейскими и вытащен из отеля." Дело было связано с
огнетушителем. "Он сказал мне: "Ты должен помнить, мы были серьезными
людьми. Я был серьезным журналистом, а он - серьезным адвокатом.
А эта книга описывает всего лишь один уик-энд". Сделка была заключена,
и Гиллиам приступил к работе. Равно как и Полковник. Подошло время
для нанесения визитов Томпсону в Колорадо. Если Депп собирался играть
Томпсона (или скорее Рауля Дюка, хотя Депп оценивает Дюка, как "Хантера
на девяносто семь процентов"), он собирался делать это должным образом:
"Я сказал: я должен провести некоторое время с тобой, а когда тебе
надоест мое присутствие, просто скажи мне, и я уеду к чертовой матери,"
- вспоминает Депп. "Я сказал ему, что, возможно, стану чертовой
занозой в заднице, потому что буду задавать ему множество вопросов,
записывать беседы на пленку и кое-что на бумагу, и я буду похож
на чертова полицейского. Но он никогда не вышвыривал меня, что было
хорошо." "Я воспринимал его как работника," говорит Томпсон. Депп
подключился к работе, помогая классифицировать и редактировать письма
для "Proud Highway" - первого тома переписки Томпсона. "Я знал,
что он делает. Если бы он не нравился мне..." - говорит Томпсон,
который обычно не заканчивают предложения, которые не нуждаются
в концовке. Депп поселился в подвале. "В темнице," - как говорит
он сам. "Это маленькая комната с импровизированными книжными полками
и огромным количеством пауков, а также небольшим раскладным диваном
и этим гигантским бочонком с порохом, о котором мне рассказали после
того, как я курил в кровати, в течение, наверное, пяти дней." Депп
познал рутину: "Фактически обычный день состоял из пробуждения в
восемь-девять утра, просмотра ESPN, спортивных передач или CNN.
Дебора [Фуллер - первый помощник и ассистент Томпсона в течение
многих лет] готовила завтраки и давала нам витамины. Она святая.
В течение первых нескольких часов после пробуждения Хантер был не
особенно разговорчив. Но затем мы садились и разговаривали часами.
А потом ехали, например, в городок неподалеку и выпивали там, после
чего возвращались и говорили до трех, четырех, пяти часов." Депп
все время учился: "Я смотрел на его манеры, на то, как он раскачивался
туда-сюда, как он разговаривал, его выражения. Это то, что удивляет
в Хантере: как будто вы по большей части смотрите на то, как он
думает. Вы можете видеть, как вращаются колеса, и вы видите, как
приходит идея. Для меня это действительно было ключом, потому что
он думает постоянно. Он очень, очень быстрый, и нет никакого временного
затишья." Депп знал, что внизу, под его спальней, располагался архив
Хантера С. Томпсона - Комната Войны. Там было все. Но Депп не хотел
просить: "Я не хотел быть кошмарным мальчиком-актером, который говорит:
"Итак, давай сразу возьмемся за все." Я хотел, чтобы это происходило
более естественно." Позже Томпсон попросит Деппа прочитать старые
произведения, а затем подвергнет критике чтение Деппа: "Подчеркни
это! Ты правда должен сделать здесь ударение!" Три коробки 1971
года под скромным заголовком "Книга Вегаса" появились на кухне однажды
в полдень. Все это было сохранено: литература с лекции о наркотиках,
салфетки с надписями на них, украденные куски мыла - "К ним не прикасались
с 1971 года," - говорит Депп - и три потрепанных блокнота на спиралях
в пятнах, в которых Томпсон нацарапывал свои наблюдения. "Все это
достоверно, и там гораздо больше всего," - говорит Депп. "Гораздо
больше. В блокнотах и оригинале больше сумасшествия." То есть ты
имеешь в виду, что на самом деле он... смягчил слова? "Да. Он смягчил
слова. Возможно, это более скандально и ненормально, чем он может
написать. Я думаю, что книга - это более спокойная версия того,
что на самом деле произошло." Депп постепенно начал осознавать,
что становится больше похожим на Томпсона. "Как губка," - говорит
он. "Которая есть ужасный способ приблизиться к человеческому существу."
("Он не работает по системе Станиславского," - говорит Гиллиам с
одобрением. "Он использует осмос.") Депп навещал Томпсона несколько
раз, проводя у него до двух недель, а также проводил с ним время
в Нью-Йорке и Сан-Франциско, пока тот занимался раскруткой книги.
(Депп изображал попутчика и телохранителя Томпсона под вымышленным
именем Рэй). Депп переписывал блокноты, записывал на пленку беседы
и даже стащил большую часть одежды Томпсона 1971 года. В конце концов,
Томпсон позволил ему взять Красную Акулу - машину с откидным верхом,
которая показана в фильме - обратно в Лос-Анджелес. Депп покинул
"Лесной ручей" в три часа ночи в мороз. Верх машины был откинут,
мотор сломан. Томпсон - "Он на самом деле вел себя по-отечески,"
- говорит Депп - дал ему несколько фонарей и холодильник со всем
необходимым к нему. Он слушал портативный приемник - как и Томпсон
и Акоста в их путешествии - с песнями, которые Томпсон упоминает
в книге. В Лас-Вегасе у Деппа, одетого в одежду Томпсона, состоялся
ужин с Терри Гиллиамом. "Одежду не стирали тридцать лет," - говорит
Дебора Фуллер. Когда Депп приехал в последний раз, его голова уже
была заблаговременно прострижена, чтобы он походил на Томпсона.
Томпсону это не понравилось. Когда они встретились в аэропорту Эспен,
на Деппе была шляпа, и Томпсон попросил ее не снимать. Но когда
Томпсон смягчился и исследовал плешь, они оба согласились с тем,
что лос-анжелесской стрижки было недостаточно: "Хантер посмотрел
на мою голову," - говорит Депп. "И сказал: "Я могу это поправить."
Депп сел, и в дело пошла пена для бритья. "Я доверял ему, действительно
доверял," - говорит Депп. "Он был очень деликатен. Никаких порезов.
Ничего странного. У него на голове был шахтерский фонарь, так что
ему было видно. Черт, он готов ко всему." Конечно, случались разногласия.
В июле, непосредственно перед началом съемок, Депп отправил в Колорадо
факс со своими пробными фотографиями в одежде Томпсона. Томпсон
отправил их обратно разрисованными с резкими критическими комментариями
по поводу одежды ("Одежда вся не та: она уродливая, ненормальная,
рябая"), прически ("Чесотка?") и языка тела ("Господи Иисусе! Слишком
преувеличено"). Томпсон сравнивает пересылку факсов с настольным
теннисом: "Любая официальная вежливая переписка будет фальшивой,"
- говорит он. "Это соответствует природе взаимопонимания, к которому
мы пришли. Пара ударов здесь и там не повредят тебе." Текст этой
переписки - которая достойна изучения благодаря откровенности диалога
и которая служит примером того, как они странным образом выражали
свое обоюдное уважение - представлен ниже: Доктор, Слишком поздно...
Пошел ты! Хорошо - продолжай в том же духе и сделай из меня кретина
на экране - придет твой черед + история тебе этого не простит. Берегись.
Док. Хантер, Пожалуйста, пойми, что я ни коим образом не пытаюсь:
1) сделать из тебя кретина на экране; 2) превратить тебя в карикатуру;
3) подойти к этому материалу как к одному из эпизодов "The Red Shelton
Show"; 5) разочаровать тебя или что-нибудь в этом роде. Я делаю
все от меня зависящее, чтобы соединить кусочки тебя (тебя сегодняшнего,
которого я увидел), того тебя, которого я изучил благодаря более
ранним видеоматериалам, и персонажа из книги, Рауля Дюка. Мы находимся
в самом начале этого ужасного пути, и все только начинает обретать
форму, только начинает! Так что не беспокойся. Дай шанс происходящему
и мне. Мы все еще не разобрались с гардеробом, и я хочу, чтобы ты
помог с этим. Пойми, что я не мешок с отбросами, и все, чего я хочу
- сделать так, чтобы ты гордился этой работой и этим фильмом. Никто
здесь, к чертовой матери, не наживается, поверь мне. Я актер и могу
сделать только то, что могу сделать. Я НЕ ты, и я НЕ МОГУ быть тобой.
Но я могу подойти чертовски близко, и подойду. Это моя работа!!!
Если ты помнишь, что примерно год назад я спросил тебя, уверен ли
ты, что я должен сыграть тебя в этом фильме. Твой ответ был - "да".
И в тот момент я сказал тебе, что если я могу сделать это должным
образом и если проделаю хотя бы отдаленно хорошую работу или создам
точный портрет, ты, вероятнее всего, будешь ненавидеть меня до конца
своей жизни. Это риск, на который я здесь иду. И хорошо, я пойду
на него. Но даже не думай, что можешь вывалить на меня кучу дерьма
и ждать, что я съем его. В этом случае ты ошибся с парнем. Я очень
тебя уважаю и восхищаюсь тобой и очень ценю нашу дружбу, но не обращайся
со мной как со слабым животным, потому что я удивлю тебя. Твоя работа
- это твоя работа. Моя работа - моя. Мы должны об этом помнить.
Позвони или напиши. Или нет. ПОЛКОВНИК. Ответ Томпсона (неподписанный):
Не падай духом! Я всего лишь отвечал на твой вопрос о гардеробе.
Настоящие страхи все еще поджидают тебя. Непосредственно перед началом
съемок Терри Гиллиам записал закадровый голос Деппа, который будет
служить проводником. В студии, слушая, как говорит Депп, Гиллиам
вспомнил о более раннем закадровом голосе - Мартина Шина в "Апокалипсисе
сегодня". "Мы словно плыли против течения," - говорит Гиллиам. "Мы
были накануне войны." "Я думаю, он прав," - кивает Депп. "Дикое
путешествие в сердце Американской мечты". Американская мечта уродлива.
Она отвратительна, это чудовищный чертов кошмар. Это просто море
крови. Она ужасна." Прическа. Одежда. Голос. Походка. Действия.
И уши. Депп никогда не обсуждал ушной вопрос с Томпсоном, но в течение
съемок он носил слуховой аппарат - так, чтобы наушники торчали под
нужным углом. "Вдобавок ко всему, от них ужасно больно," - говорит
Депп. "Это больно. Не носите ничего за ушами. Не пытайтесь повторить
это дома, ребята." В первой сцене "Страха и ненависти", Рауль Дюк
- Депп - с энтузиазмом нюхает эфир перед фасадом отеля Лас-Вегаса.
"Я сделал это должным образом," - говорит Депп. "Ну, я помню, как
Хантер говорил мне, что эфир эквивалентен двадцати трем бутылкам
вина, выпитым в один присест, так что, возможно, я выпил немного
вина." Конечно, это книга, в которой главные герои отправляются
в путь с запасом травки, мескалина, кислоты, кокаина, текилы, Будвайзера,
эфира, эмил-нитрата и различных других транквилизаторов, а затем
начинают изучение химических реакций, которые происходят в их организме.
Я (спрашиваю осторожно): Людей будет вечно мучить вопрос, насколько
необходимо или усвояемо было дублировать разные части документального,
знаменитого разрушения наркотиком, будучи просто Хантером и в соответствии
с аспектами книги? Депп (осторожный ответ): Я могу честно сказать,
что как человеческое существо я был очень ответственным в моем подходе
к подготовке и работе над персонажем Раулем Дюком. Очень ответственным.
Я (уточняющий вопрос): То есть тебе удалось перенести свою ответственность
из каждодневной жизни на жизнь персонажа? Депп (уточнение получено):
Да. Я ни коим образом не был безответственным ни в отношении материала,
ни в отношении Хантера, ни в отношении себя самого, ни в отношении
кого-либо, кто мог за меня беспокоиться. Я не сделал ничего чудовищно
неправильного. Съемки продолжались одиннадцать недель, в Лас-Вегасе,
за его пределами и в Лос-Анджелесе. Томпсон находился в Колорадо.
"Я подумал, что некоторое расстояние нам обоим не помешает," - говорит
Депп. "Достаточно сложно взять эту книгу и перенести ее на экран,
не имея под боком ее автора, кричащего: "Это не правильно! Черт
побери! Ты думаешь, что я работал всю свою жизнь, чтобы сделать
это, а вы придурки...!" Тем не менее, Депп и Томпсон постоянно общались
по телефону. Депп мог позвонить за разъяснениями: "Как бы он отреагировал
на определенную вещь? Что бы он подумал? Где бы он сел в баре?"
"Я презираю этих придурочных актеров, которые говорят: "Я был в
образе" или "Я стал персонажем" и все в таком духе," - говорит Депп.
"Это отвратительно. Это мастурбация на высшем уровне." Но тем не
менее: "В этом фильме было что-то такое, что было сильнее меня.
Это было познание Хантера. Определенно, я провел с ним слишком много
времени, и это взяло надо мной верх." Люди не беспокоились, что
ты теряешь самого себя? Он отвечает медленно и тихо: "Ээ, да. Да."
Когда бы Депп не встретил людей, которые выясняют, чем он занимался,
они всегда задают два вопроса. "Первый," - говорит он. "Действительно
удивительный, звучит так: "Ты встречал его?" Эээ, да. Затем они
спрашивают: "Он все еще...?" Это все, что они могут спросить. Да,
да, все еще. Они должны это знать. Они не должны быть разочарованы.
Он живет для многих людей." Лос-Анджелес, 8 октября 1997. Хантер
С. Томпсон приехал в город, чтобы появиться в небольшой роли в фильме.
Его попросили быть на съемочной площадке к одиннадцати утра. Сцена
с ним должна сниматься вскоре после этого. За пределами Шато Мармонт,
с полным льда бокалом Чайвас Регаль в одной руке, Томпсон садится
в ожидающий его лимузин. Нас четверо: Томпсон, Дебора, я и Вейн
с камерой. Томпсон говорит мне, что он отстранил меня от площадки
- "Я сделал это не из подлости", - он ухмыляется - затем он вертит
в руках плохо обозначенный выключатель, чтобы откинуть верх машины.
"Месть японцев за Хиросиму," - бормочет он. Мы по-дружески болтаем
о том, как можно разбить кокос, и как его нога всегда ведет себя
в лимузинах ("Возможно, это коммунист, сидящий во мне"), затем он
проливает немного своего напитка на штаны. "Аааааа!" - кричит Томпсон
на себя. "Чтоб тебя, ты, проклятая безмозглая пьянь!" После этого
мы обсуждаем клизмы. Клизмы на уме у Томпсона с тех пор, как он
прочитал в "Тайм Мэгэзин" слова Гиллиама о том, что фильм будет
"кинематографической клизмой." Он пытается понять, что именно имел
ввиду Гиллиам. "Терри," - объявляет Томпсон. "Большой друг клизм."
Съемки происходят на одной из неизвестных студий, которыми полон
Лос-Анджелес. Гиллиам и Томпсон обсуждают предстоящую игру Томпсона,
который появляется в течение мысленного возвращения героя к сцене
сумасшедшего употребления ЛСД в стенах клуба "Матрица" в Сан-Франциско
в середине шестидесятых. Идея заключается в том, что молодой Томпсон
и пожилой Томпсон появятся в одном кадре. "Мне нравится идея заснять
одновременно тебя и Джонни," - говорит Гиллиам. Томпсон не соглашается.
"Я бы хотел быть запечатленным таким, каким я был в те дни," - говорит
он. "Наблюдателем." Он хочет, чтобы его увидели писателем, а не
участником. "Я использую слова," - напоминает он Гиллиаму. "Я просто
обращаю внимание и ворчу," - говорит Гиллиам. "Более ли менее."
Они переходят в трейлер Деппа. Томпсон не садиться до тех пор, пока
не находит такое сиденье, на которое может поставить свой стакан.
"Мне бы следовало иметь столик на колесиках, прикрепленный к моей
талии," - говорит он. Депп показывает сверхъестественный снимок
себя в образе Томпсона. "Это похоже на меня," - соглашается Томпсон.
"Но это ты, я полагаю. Это пугает." Томпсон подключает Деппа к нашей
дискуссии о клизмах. Он снова жалуется на описание Гиллиама. "Я
думаю, что под "кинематографической клизмой" он подразумевал водопроводный
кран, вставленный в задницу Голливуда," - успокаивает его Депп.
"Так что это словно прочистка Голливуда." "О," - произносит Томпсон,
откинувшись назад. "Ты первый, кто сказал это. Клизма Новой волны!"
Идея нравится ему все больше. "Сначала Голливуд, затем весь мир."
Они оба курят "Данхиллс" через пластиковые фильтры, использованием
которых славится Томпосон. Позже Томпсон сильно толкает ногой стул,
стоящий перед ним, прямо в CD-плеер Деппа. "Не надо," - говорит
Дебора. Депп только смеется. "Сегодня я раздражительный," - говорит
Томпсон. "Я был с тобой в Сан-Франциско," - смеется Депп. "Это ты
еще не раздражительный." Несколько минут спустя... "ООООООООУУУУУУУААААРРРР!!!!!"
- Хантер С. Томпсон испускает действительно первобытный вопль. Я
полагаю, он подвергается какой-то невообразимой пытке. Чем бы ни
могла быть утолена боль, я уверен, это за переделами знаний обычного
человека. К счастью, меня окружают эксперты. Дебора оглядывается
вокруг, замечает его потерянную пачку сигарет и протягивает ее Томпсону.
"Спасибо," - говорит он, как ни в чем не бывало. Совершенно спокойно.
Он озорно улыбается. "О," - говорит он. "Болезнь Альцгеймера может
настигнуть вас в любой момент." "И не дорого," - говорит Депп. Томпсона
подначивают пойти в гардеробную. "Что ты имеешь в виду: "Примерь
кое-что"?" - взвывает он. Томпсон показывает на остатки инцидента
с напитком в лимузине на своих штанах: "Ты полагаешь, что с этими
пятнами спермы на моих штанах что-то не так?" Он снова ударяет по
стулу. "Раньше на стульях были подлокотники," - говорит он, выдыхая
дым. "Старые добрые времена. Вместо... этого идиотизма!" Томпсон
берет небольшой ланч, а затем дополнительно просит кетчуп, лед и
газету. Депп ушел спать в другую половину вагона - он чувствует
себя отвратительно, у него грипп. Возможно, это способствует изменению
настроения Томпсона. По телевизору идет бейсболл. Томпсон заключает
пари с Дель Торо и красит губы помадой, не глядя в зеркало. "Хочешь?"
- спрашивает он Дель Торо. "Что это, мазалка для пасти?" - спрашивает
Дель Торо. Он прекрасно знает. Томпсон кивает и передает ее. Дель
Торо мажет помадой свои губы. "Виски?" - спрашивает Томпсон Дель
Торо. Сам он делает большой глоток. "Оно обжигает мне горло. Виски
было напитком фашистов." Кто-то из съемочной группы просит Томпсона
подписать книгу. "Хорошей работы," - пишет он. "И удачи в тюрьме."
Он отдает книгу. "Я ничему не научился за сорок лет," - говорит
он. "Я все еще такой же, каким был в пятнадцать: пьяный малолетний
преступник." "Это не делает тебя абсолютно плохим," - неуверенно
говорит член группы. "Я никогда не смотрел на себя, как на плохого,"
- говорит Томпсон. "Я смотрю на себя, как на невинного." Томпсону
становится скучно. Предыдущая сцена затягивается. Ему интересно,
не хитрость ли это: не хотят ли они, чтобы он участвовал в сцене
пьяным. Он говорит, что не собирается оставаться здесь на вечер.
"Мне не платят за это," - говорит Томпсон. Он начинает швырять предметы
с огромной скоростью в мусорное ведро в другом конце вагона. Затем
хватает тонкий черный фломастер. "Хантер, не надо!" - кричит Дебора.
Но, увы, слишком поздно. Он рисует фломастером изогнутые черные
усы над верхней губой. Дель Торо сгибается от смеха. "Когда Терри
спросит про эти усы," - предлагает он. "Скажи ему, что ты работаешь
по системе Станиславского." "Про какие усы?" - спрашивает Томпсон
с притворной невинностью. На этот раз мы все смеемся. В то же время
назревает достаточное напряжение. Уже вечер. Дебора убирает в вагоне.
Томпсон хочет немного побыть один. Депп беспокоится из-за сцены:
"Что если Хантер выйдет из себя, сорвет с меня парик, начнет обзываться?"
Томпсон сидит в трейлере, слушая снова и снова "Spirit in the Sky",
вероятно, видя в этом ключ ко всему. В воздухе витают отрицательные
флюиды. "Его разозлило, что я пошел спать", - предполагает Депп.
В конце концов, их зовут на съемочную площадку. Томпсон переоделся,
а его нарисованные усы смыли. "Женщине понадобилось двадцать минут,
чтобы от них избавиться," - сообщает он мне гордо. Депп подходит
к Томпсону: "Ты собираешься кричать на меня?" Томпсон кивает и рычит:
"Да." Как и следовало ожидать, вскоре они шутят и смеются. Томпсон
смотрит на Гиллиама, которого можно видеть готовящимся к дублю перед
монитором. "Мы вставим им чертову клизму," - говорит он. Пока Гиллиам
готовит сцену Томпсона, Томпсон бомбардирует его отдельными виноградинами
с определенного расстояния. ("Что я начал ценить," - говорит Гиллиам
позже. "Так это некоторую застенчивость, нервозность и доброту,
с которой он устраивает весь этот шум и неистовство.") План таков:
Депп (молодой Томпсон) проходит мимо сидящего Хантера (пожилого
Томпсона), который сидит за столом с девушкой. Они встречаются взглядом,
а затем Депп идет дальше. ("Взгляд Марлоу," - говорит Томпсон с
одобрением.) "Просто признай значительность, и Джонни признает ее
в ответ," - дает указания Гиллиам. Томпсон говорит Гиллиаму, что
хочет увидеть дубль прежде, чем снимется в нем. "Это неправильный
кинематограф," - заявляет он. "Что ты представляешь себе?" - терпеливо
спрашивает Гиллиам. "Это мое наследие," - объясняет Томпсон. "Я
не хочу быть показанным как наемный партнер в танцах. Здесь я также
ищу славы, только верной." Они снимают сцену три раза. В первый
Депп проходит мимо стола, за которым сидит Томпсон, видит его, отворачивается,
идет дальше, а затем на секунду поворачивается обратно. "Вопрошающий
взгляд!" - говорит Гиллиам самому себе с удовольствием, но просит
Деппа посмотреть на Томпсона только один раз. Во втором дубле больше
ничего нет, Томпсону не удается посмотреть на Деппа в ответ на его
взгляд. В третьем дубле Депп наклоняется к Томпсону через стол.
Томпсон хватает его. (Депп скажет мне, что он пытался спровоцировать
какой-то ответ, потому что Томпсон не смотрел на него. Томпсон будет
более прозаичен: "Я не уверен, что подразумевал этот наклон. Было
ли это просто движение? Или тоска по моему прошлому "я"? Все жизни
одинаковы... Живые и мертвые одинаковы. Пытаюсь ли я применить здесь
некую метафору или сбить его с пути? Это словно... слепой, дразнящий
тупое животное!") "Хорошо," - говорит Гиллиам. Съемочный день окончен.
"У нас есть три различных варианта." Мы снова удаляемся в трейлер.
"Давайте позвоним в японское консульство," - говорит Томпсон. "Шутки
ради. Я собираюсь просить убежища. Я позвонил в "Вайпер Рум" около
часа назад и сообщил, что там заложена бомба." (Это, как выяснится
позже, правда. Ассистенту Деппа пришлось схватить телефон и сообщить
встревоженному персоналу, что им не нужно эвакуироваться.) Депп
залезает в свою рубашку и протягивает мне полупрозрачную овальную
капсулу, наполненную белым порошком. "Возьми фальшивой кислоты на
дорожку," - любезно говорит он. "Я поговорил с Биллом Мюрреем, который
снялся в фильме "Где бродит бизон". Я хотел узнать, как долго это
еще будет со мной происходить. И он сказал мне, что в основном это
продолжалось у него пять лет. Он просто видел, что делается. Это
было непроизвольно. И он сказал мне, что посмотрел эпизод своего
последнего фильма, и там есть момент, где он сказал себе: "О, Господи,
это же Хантер." Это как синдром Торетта или вроде того - я все еще
в муках творчества. Ты понимаешь, что думаешь как он, и все вытекает
из этого." - Джонни Депп, октябрь 1997. Я встретился с Деппом в
голливудском баре, спустя два дня после окончания съемок. Его волосы
отросли за неделю (в течение последних нескольких дней он носил
шляпу), и теперь он выглядит как молодой, довольно милый скинхед.
Депп говорит, что эта роль сделала его более открытым: "Это проклятие
для какой-то части меня, которой все еще в определенном смысле удобно
оставаться немного скромной и далекой от людей. Но с другой стороны,
хорошо, когда есть такой толчок. Я думаю, это как наркотик, как
какой-то ужасный пагубный наркотик - стоит почувствовать его однажды
в костном мозгу, и вам не хочется его отпускать, потому что это
великий инструмент. Общение с людьми." Еще одно пиво. "Я лишь надеюсь,
что он не смотрит фильм, испытывая ко мне ненависть. Это мой самый
большой страх: что я сделаю что-то, что будет похоже на него, соответствующе,
верно, а он возненавидит это. Это совершенно от меня не зависит,
но черт, он заслуживает хорошего фильма, и я постарался сделать
это." На следующий вечер мы сидим у Деппа дома, слушая "Verve" и
"Big Star". До этого он поговорил с Томпсоном, который сказал ему:
"Я еду по водосточной трубе и приземляюсь, где бы я ни приземлился!
Я хочу, чтобы ты покатался по водосточной трубе со мной." Депп смеется.
"Это так здорово. Он - заболевание. Он чертова болезнь, которая
проникла через мою кожу. Я не могу ее вытряхнуть." Когда Депп уходит
в туалет, я осматриваю комнату: письма Джека Керуака в рамке, постер
"Wanted" из Мертвеца, и в стеклянном шкафу лезвия Эдварда Руки-Ножницы.
В следующем месяце мы встретились в Сан-Франциско. Мы должны были
лететь вместе в Аспен, чтобы увидеться с Томпсоном, но он отказался
в последний момент. Вместо этого он сам собрался приехать сюда на
четыре дня (он хотел купить красное дерево). Нужно было убить время.
"Роллинг Стоунз" тоже в городе, так что сегодня мы идем на их концерт,
а остаток вечера проводим в любимом убежище Деппа в Сан-Франциско,
где играем в бильярд. Как ни странно, каждый мой удар загоняет шар
в лузу. Депп изящно признает поражение. "Ты, сукин сын," - ухмыляется
он. "Я никогда больше не буду с тобой играть." Следующим вечером
мы идем на ужин. Мир ведет себя странным образом, когда вы застреваете
в Сан-Франциско в ожидании Хантера. Если что-то еще и произошло
в тот вечер, я могу только догадываться об этом. Например, устроил
ли Депп "налет на комнату Рона Вуда", как я услышал позже? Оставался
ли он там всю ночь, рассказывая сумасшедшие истории и глядя на трюки
фокусника? Сказал ли человек, известный исключительно как Красный
Пес, когда всходило солнце, что "на третьем круге все изменилось
- все стали по-настоящему примитивны"? И если да, то показалось
ли это в тот момент людям, сидящим на диване - и я каким-то образом
представляю себе их: Деппа и крайне бодрого и дружелюбного Эдди
Веддера справа от меня - самым забавным из всего, что они когда-либо
слышали? И сказал ли Депп, ползущий в ожидающую его машину в 7.55
утра шоферу: "В отель. Если только у тебя нет револьвера." Разумеется,
я могу только догадываться. Проходят дни. Томпсон приезжает в город.
Однажды вечером он звонит около шести, предлагая встретиться. Скоро.
Но не слишком скоро. "Я только встаю," - объясняет он. "Мне еще
нужно отшлепать свою голову." Я приезжаю в его угловой номер на
одном из верхних этажей отеля "Фейрмонт, откуда открывается вид
на Сан-Франциско". Томпсон расслаблен, он смотрит баскетбол со своим
новым партнером, Хейди. Пока он говорит, Томпсон часто кашляет,
и это ужасный, выворачивающий тело звук, но он продолжает, не обращая
внимания. Через каждые пару минут он подбрасывает свою зажигалку
в потолок и пытается поймать ее. И снова и снова, к явному его расстройству,
у него не получается. Томпсон размышляет о Деппе, которого все еще
нет. "Я не знаю, где Джонни," - говорит он. "Гадкий чертов маленький
сволочной горец." Появляется Депп и извиняется за опоздание. Томпсон
ищет сигареты. Он показывает фильтр. "Ты еще используешь такие?"
- спрашивает он Деппа. "Я отучаю себя," - отвечает Депп. "Не понимаю,
как кто-то может курить без них, если вы видите, что за дрянь на
них остается," - говорит Томпсон. Он демонстрирует жирную вязкую
смолу, которая собралась после восьми или десяти сигарет. "Три пачки
с тех пор, как я проснулся," - говорит Томпсон. "Посмотрите на это
с такой стороны: четыре раза это не попало в мои легкие." "Разве
не было бы это удивительно," - говорит Депп о пластиковом фильтре.
"Если бы это было единственным, что не дает тебе умереть?" Мы спускаемся
вниз. Томпсон, у которого была назначена встреча с Кейтом Ричардсом,
говорит, что займется транспортом. "Джонни не умеет ловить такси,"
- говорит он, делая иронический жест в сторону Деппа. "Такси слетаются
на меня как голуби." И снова практически невозможно предположить,
сколько может продолжаться этот вечер. Закончился ли день еще раз
перед тем, как Депп покинул номер отеля "Роллинг Стоунз"? Скакал
ли по нему сначала Эдди Веддер, а затем и Томпсон, надев дешевую
маску Боба Доула ради достижения комического эффекта? Бросил ли
Томпсон, перед тем как ускользнуть в середине ночи, металлическую
карточку в потолок Ричардса, а затем с триумфом поймал отскочивший
не в ту сторону предмет? Показал ли Депп Ричардсу свою ценную фотографию
в образе Томпсона, а Ричардс просто и очаровательно объявил, что
сохранит ее для себя и поставит на почетное место на своем фортепиано?
Если это так, какая была чудесная ночь. В феврале 1998-го я навещаю
Томпсона у него дома. Он сидит за кухонным столом, на котором пишет.
Одна нога лежит на столе на подушке. "Прошлая неделя проскользнула,
словно в тумане: волдыри, вызывающие лихорадку, бред и поездки в
госпиталь и обратно," - говорит он. Я спрашиваю его, каким образом
он инфицировал ногу. "Может быть, укус паука?" - предполагает Томпсон.
В конце концов, разговор переходит к фильму. Несмотря на то, что
Томпсон видел трейлеры, и они ему понравились, он еще не посмотрел
сам фильм. Я говорю, что не понимаю, как это может не быть странным
для него. "Я готов к странному," - говорит он. "Но я не готов к
страшному шоку." "Возможно," - говорит он. "Мне придется подождать,
чтобы въехать." Поскольку статья в "Роллинг Стоун" готовится к печати,
он должен ее увидеть. После того, как я смотрю приятно сумасшедшую
раннюю версию "Страха и ненависти в Лас-Вегасе", я звоню Деппу.
Я видел фильм, говорю я ему. Ты очень, очень, очень больной человек.
Сладкая паузка. "Это так приятно..." - говорит он. "Возможно, это
лучший комплимент, который я когда-либо слышал." Фильм принят для
участия в майском фестивале в Каннах. Томпсон пишет Деппу, объясняя,
что его не будет в Каннах, но что они поедут вместе на премьеру
в Нью-Йорке. Депп отвечает. Я цитирую часть: "Никаких Канн??? Значит
ли это, что ты на самом деле можешь жить спокойно, без чувства вины,
зная, что отдал меня сутенерам и парикмахерам Кот-д'Асур? Ты на
самом деле можешь расслабиться и спокойно отдыхать, пока я там...
проглатываю язык, стараясь продать ТВОЙ фильм??? Продавая себя,
чтобы заработать тебе денег!!! Должен ли я напоминать, что это МЫ
- полковники темной и кровавой земли?" "Что же... Хорошо, да будет
так. Я проведу "P.T. Barnum dog and pony show "... В ОДИНОЧКУ!!!
Ты не услышишь и писка от меня, Приятель. Нет... Я не буду скулить
и хныкать. Это превосходная возможность открыть миру правду... "Что
же, фактически, дамы и господа, я никогда не читал книгу этого чудака
или любую другую из его дьявольских публикаций! Единственная цель,
с которой я снялся в этом фильме - пронести слово Господа нашего
и предостеречь мир от опасностей использования наркотиков... И я
никогда не встречал этого задиру Томпсона. Такое облегчение, что
весь этот отвратительный кошмар окончен!!!". В конце апреля Депп
звонит мне. В данный момент он в отпуске, сидит возле бассейна где-то
на другом конце света. Пока мы разговариваем, он делает снимки на
Полароид того, что как он думает в темноте, является змеей. Затем
он изучает снимок и понимает, что это угрожающе большая экзотическая
змея. Я спрашиваю его, как протекает выхождение из образа Томпсона.
"Я делаю успехи," - говорит он. "Однажды, я устроил проверку." Перед
тем, как покинуть Лос-Анджелес, Депп приобрел один из томпсоновских
сигаретных фильтров. "Как только я взял его в зубы, моя осанка переменилась,
и все..." - Он растягивает слова, подобно Томпсону: "Началось по
новой..." В течение многих месяцев второй половины 1997 и в начале
1998 года на автоответчике Джонни Деппа стояло одно и то же сообщение.
Напыщенно произносимый диалог, который вы слышите, когда звоните
отсутствующему Деппу, на самом деле взят из фильма, но эти слова
знакомы всякому, кто читал книгу Томпсона: "Это наркоман. Ваша жизнь
может зависеть от него. Его глаза могут молчать, но его пальцы белеют
от напряжения. Штаны могут быть мокрыми от спермы из-за постоянной
мастурбации, когда нет подходящей жертвы. На вопросы отвечает нечленораздельно.
Его не испугает значок, он ничего не боится. Бииииип." "Звонит Хантер
и спрашивает," - рассказывает мне Депп. "Что это за очаровательная
проза?" "Я был впечатлен," - говорит Томпсон. "В этом действительно
что-то есть."
перевод Ромашки
|
